МАНЕВРЫ: Истории "Разбойник и поэт". "Маневры" русских военных

Необходимое предисловие ведущего сайта Очень трудно читать с экрана большие тексты. Желательно их скрощать или давать короткие. Но есть такие, где нельзя убрать ни строчки. Если вам интересны движения души человеческой в экстремальных ситуациях, если вы умеете чувствовать и ценить настоящую, не плотскую, а самую чистую любовь между двумя мужчинами, отключитесь от суеты на полчаса, внимательно и спокойно погрузитесь в эту высокую журналистику. Прочитав этот текст, может быть, кто-то скажет: почему очерк появился на "Маневрах"? Тогда еще раз - необходимое пояснение "П . (Поэт) никогда не видел моря. И они часто мечтали, что, когда окажутся на свободе, будут жить в домике у моря. «У нас такие были планы: сидеть на берегу, смотреть на море. Разводить коз, овец. Валентин меня с пристрастием расспрашивал, какое оно — море. И я искал прилагательные. Да, я очень старательно искал прилагательные. Больше у нас никаких мечт — так и сказал — не было. Только море. Хотя, наверное, он предчувствовал свою близкую кончину. И не верил, что увидит море». Теперь Р . (Разбойник) живет в доме у моря один." А еще: "Он боялся щекотки". Сказал герой этой невыдуманной истории Р . и улыбнулся. Единственный раз за шестичасовой разговор с одной из лучших наших журналисток. илософы давно спорят, кто прав: Галилей или Бруно. Напомню: непреклонного Джордано сожгли, а гибкий Галилей пошел навстречу пожеланиям инквизиции и дал обратный ход своим мыслям. Это позволило ему еще много лет прожить, внести неоценимый вклад в науку и обессмертить фигу в кармане фразой: «И все-таки она вертится».        Бруно тоже достаточно было только публично отречься (о, звездочеты НТВ!), и работай себе на здоровье, доказывай, кто вокруг чего вертится.        Но развитию науки Бруно предпочел развитие души. Сохрани он жизнь, он принес бы наверняка бесценный дар науке. Но он предпочел принести бесценный дар душе.        Конечно, ни Галилео Галилей, ни Джордано Бруно не имеют никакого отношения к этой истории. Кроме одной маленькой детали: ни поэт, ни разбойник не могли позволить себе роскошь выжить любым путем.        Они оба почему-то решили, что не изменить себе — это единственный способ изменить Систему.        «Романтики», — сказал бы Галилей.        Но романтики — встретились. «Я не один!» — сначала это было изумительной информацией. Потом — смыслом жизни.        Конечно, история чисто детективная. Если бы ее писал Галилей. Гения-Поэта спасает гений-Разбойник. Психбольница, санитары и сила ума, соединившись с силой физической, выживают в Борьбе с Системой.        Но детектив не получился. Получилась другая История, которая ничего общего с Галилеем не имеет.        Потому что слова «И все-таки она вертится» надо говорить вслух. оворят, жить — это чувствовать себя единственным.        Нет жизни напополам.        Пройти жизнь можно вдвоем. Но прожить — лишь самому. В этом деле не бывает соучастников.        Соучастников не бывает, а соседи по жизни необходимы. Равные и достойные. уществует красивая легенда о лагерном поэте Валентине Соколове. Когда наша страна называлась Советским Союзом, он писал антисоветские стихи. За что поэта и держали — почти беспрерывно! — в тюрьмах, лагерях и психушках.        Тридцать пять лет сидел. Дольше всех в России. Дольше его за стихи — или политику — никто.        Так вот: по этой легенде был один всемогущий человек, который в психушке спас Валентина Соколова. И его стихи.        Что тут правда, а что сказка, миф, легенда, притча, мелодрама, я не знала. Но эта история давно меня притягивала, завораживала. Хотя как-то специально я ничего не делала, чтобы заняться ее раскопками.        И вдруг — телефонный звонок. Со мной хочет встретиться тот самый Всемогущий Человек, который провел с Валентином Соколовым два года в психиатрической больнице. Из-за непреодолимого любопытства согласилась.        К самой встрече еще не раз вернемся.        А пока хотела бы объясниться, почему я так запала на эту историю (легенду, сказку, миф, притчу, мелодраму).        Добро и зло по определению относятся к воле и желанию человека. Сами по себе вещи не добры и не злы. Добро и зло кроются в нашем желании или нежелании их. Но зло всегда почему-то ярко и убедительно. А добро подозрительно и постоянно нуждается в доказательствах. Как говорит мой друг: «Яд во все времена стоит дороже лекарства».        Имена геростратов очень живучи. К примеру, Дантес, Сальери. (Хотя кто б их запомнил, не будь Пушкина и Моцарта.)        А все ли мы знаем имя русского археолога, раскопавшего обсерваторию Ибн Сины? (Десятки лет искал, нашел, и его могила находится прямо у великой обсерватории.) Кто спас для человечества «Илиаду» или «Слово о полке Игореве»? Кто сохранил «Джоконду»? (И сотни лет гадают люди: что же она увидела, чтобы так улыбаться?!.)        Слишком трудно дается нам память на добрые поступки. Потому что добро, как известно, требует усилий. А зло творится само.        Но что в жизни человека абсолютно? Добро. Только добро может отодвинуть одиночество.        А для отправной точки добра нужны опять же двое. Добро, как и жизнь, непрерывно диалогично. И в этом диалоге понять одного без другого невозможно.        Гёте по аналогии с определением «синхронный», то есть созвучный своему времени, вводит определение, не ограниченное только временем, — «синфронный», то есть созвучный смыслу, образу мыслей и складу души.        История, которую я собираюсь рассказать, — это история двух людей. Они встретились в дурдоме. У одного было призвание: писать стихи. А другой попал в психушку за разбой. И там нашел свое призвание. Стал «синфронным» переводчиком поэта.        Но это не означает, что один был тенью другого. Они общались на равных. Совпали.        Природными ритмами, смыслом жизни, образом мыслей и складом души.        Это была встреча двух одиночеств. Двух мучеников. И вдвоем они стали неуязвимы.        Однако предисловие явно затянулось. Пора вернуться к той первой встрече.        РЕСТОРАН        За ресторанным столиком — несколько мужчин. Самый крупный с веселым лицом берет на себя роль тамады. Наверное, это Он, почему-то решаю я. Правда, что-то не очень похож на прошедшего через психушку...        Часа полтора болтаем о том о сем. Я замечаю: человек напротив изучает меня. Спокойным и острым взглядом. Нас представили, но я тут же забыла его имя.        Все шумны и неподражаемы. А он будто закрылся изнутри на несколько замков. Почти не ест, не пьет, не произносит ни слова. Впрочем, мне некогда гадать, кто этот таинственный незнакомец. Глаз не отвожу от лучезарного тамады.        Пока не заговорит Тот, что сидит напротив.        За столом все как-то разом затихают. И кажется, даже становятся меньше ростом.        ПСИХУШКА        Итак, в нашей истории два действующих лица — Разбойник и Поэт. (В дальнейшем именуются Р. и П.).        П. называли вечным зэком, королем поэтов ГУЛАГа, лагерным летописцем, преданным «бушлатному народу». Но, как