Стихи - Поэты (Семен Венцимеров)

Здравствуйте, друзья! Я жду от вас привета. Вот мои стихи, а вот моя рука… По Новосибирской вдоль Сaнкт-Петербурга... За узкоколейкой – в рощице просвет... -- Господа, сходитесь! – И ударил гулко Выстрел невозвратный – и упал поэт... Возле тихой рощи катится троллейбус. Искрами контактов вспыхивает мгла... Может потому Россия все болеет, Что она Поэта не уберегла. Клен осиротелый - поминальной свечкой, А сентябрьский дождик - по Поэту плач... В этой тихой роще, здесь, за Черной речкой Мать-Россию в сердце поразил палач. В веке-людоеде -- новые потери... Звонкий, как свирель, отплакал. отжурчал В мрачном "Англетере" -- чудо-"подмастерье"... Как всегда, народ безмолствовал, молчал. Не сыскать Пророка, не узнать Мессию В темном царстве зла - отечестве его... Научи, Господь, несчастную Россию Впредь любить живым Поэта своего. Облака над рощей вдаль плывут небыстро, А кудрявый парень не стыдится слез. И уходит Бродский по Новосибирской, Думал, что вернется, но не довелось... В круговерти высоких сюжетов? Им бы главное в жизни успеть. Жил поэт, поцелованный Богом Вдалеке от мирской суеты. И стихи его были просты. Перед теми, кто чутко читал, И цветок и волшебный кристалл. Тот поэт невзначай задевал. Кто-то плакал над строчками горько, Ну, а кто-то вовсю хохотал. Он творил свое дело в тиши, И, поверьте, что все олигархи, Даже вместе богатства сложив, Опечатки не стоят, помарки В той строке, что века пережив, Пра-пра-правнуков слово любви. Встанет с веком чудес виз-а-ви. Не беда, что творцы небогаты. Легкокрылые птицы-фрегаты... Их паренье в душе сохрани... Глухо Михайловское.. А как вечера пусты! Разбойник бы что ль явился, так я б подрался... До Санкт-Петербурга 432 версты... Когда бы поближе, уж как-нибудь бы да прокрался По поговорке – шила, а меня – в столице. Ясно: опять погнали бы в шею… Ну, как, меж кем Где вы, друзья-наперсники? Да и есть ли друзья? Близким я лишь обузою, близкие ранят… Боже, зачем живу -- мельтешу, дерзя? Все, кто ни попадя злобствуют и тиранят… Высшему свету, гляжу, неудобен всем, Происхожденьем престранным, чудесным даром… Боже Всеблагий, так дай мне понять, зачем Быть мне едва ль не с отрочества душою старым? Я не втесался , не встроился в здешний мир, Ольга Королева учит дойч, Поэтесса Ольга Королева... Ей нужна бы клевая обнова, Но обновок также просит дочь... Костюмером при балетной труппе. Подбивая бабки: дело швах... Гутен морген, ауфвидерзейн, -- Повторяет Ольга между делом... Что там пьют в Германии – рейнвейн? Что едят в Германии – айсбайн? Слушают Бетховена и Баха? А в душе полно сердечных тайн... Ольга Королева влюблена. И, конечно, влюблена в поэта, Не в того, в которого пол-лета Прежде влюблена была она. Влюблена в счастливые стихи, Сладкие, как вафли с карамелью, Краткие цидулки по е-мэйлу... Муж простит невинные грехи. Муж привык и горд. Его жена, Что ни говорите – поэтесса... Жаль, что у страны нет интереса, Жаль – чужда поэзии страна. Будто жизнь – одна жратва и секс. В чем тогда отличие от хлева? Вся Россия двинулась налево, Где была душа – один рефлекс. И мечтает погулять по Кельну... Было бы, наверное, прикольно... Но обновки снова просит дочь... Коктебель. Дом Волошина Памятью осиян. Жил Максимиллиан. Здесь так легко дышать, Злесь так легко ходить! Думать, мечтать, творить… Он здесь построил дом, Чтоб привечать друзей, Радостней и светлей. Жил, как умел, поэт Дому теперь сто лет, Нам подарил поэт. Сказочен Карадаг, Что за простор окрест. Здесь хоть недолгий срок. Кто бы такую смог? Видимо, так теперь Планерским назовут. -- Не уходи, поэт… В Вашингтоне после неизлечимой болезни скончался тринадцатилетний поэт,автор пяти книг «Песен сердца» Мэтти Степанек Поэту было тринадцать лет, А он уже умирал... Но стойкостью поражал поэт, Не детскостью умилял. О том, что короткий отмерен срок, Для мальчика – не секрет. О важном сказать поэт. Болезнь иссушала, лишала сил, Боль жалила злым огнем. Но Бога поэт лишь о том просил, Чтоб песня не гасла в нем. -- Как нам вспоминать тебя? Ответил: -- Светло – и не надо слез, Не сетуя, не скорбя… Ведь я, уходящий ваш сын и брат, Был счастлив назло беде. И верю, что горстку семян добра И горечи черной нет. Вновь тоненький сборник его раскрой, Почувствуешь: жив поэт! Он тонкой свечою сгорел дотла, А свет его не погас... От милой Аленьки Рыженко. С ней разговаривать – блаженство, С недавних пор мы с ней на «ты». Инта, шахтерский городок, И нынче пребывает в коме, «Либерализмом» сбитый с ног. Как доживаете в Инте? Какая к вам доходит пресса? Заветной следует мечте. Ах, если бы и я там жил – Я б точно на руках носил... Умейте же ее ценить, Как я ценю ее творенья... С ней, нежным чудом вдохновенья, Незримая связала нить. Я жду привета из Инты, От задушевного поэта... В ее стихах так много света, Неизъяснимой красоты... Как поживает тот загадочный поэт? Реинкарнация? Ну, что ж, не исключаю, Что вновь Есенин к нам пришел на белый свет. На Константиново... Подумайте, откуда Такой поэт забрел в забытый уголок? В деревне Костома живет поэт Сережа. Он Александрович по отчеству, заметь... Да кто ж еще умеет, душу мне корежа, Волшебным словом так пронзительно звенеть? В деревню Костома так дозвониться трудно, Я написал, а вот ответа нет и нет... И выпивал, конечно, как любой поэт... Такой поэт, поверьте, у нее один... И пусть Россия, злое время пересиля, Поэта словом светлых вымолит годин... К столетию кончины Эминеску. Перебивался с хлебушка на квас. Жаль, нещедры к поэтам их планеты. Коль нету хлеба, будет в мире грез Выстраивать свое существованье... Он, как и я, в том городе подрос, Чье на слуху у вас теперь названье. Скажу вам больше: в первый школьный класс, Вошел я в зданье с памятной доскою, Что извещала: ранее, до нас, Учился Эминеску здесь... Не скрою Я не читал тогда его стихов. Прочел позднее, правда в переводе... Теперь я знаю много языков, Прощения прошу, мой Черноуц... Всегда имел отличную... Боюсь, И впредь в оригинале, чтоб потом По-русски... Что поделаешь? Живем Вполсилы, в треть способностей... Карьером Несется жизнь – и все от нас, от нас... Родился Эминеску в Ботошанах, Классической гимназии... О шансах И раньше срока прекратил ученье... В «Фамилию» -- (журнал такой) – послал. Уроки брать у жизни... Преподали Жестокие и честные уроки... Был конюхом, суфлером... Всю страну Пешком истопал... И собрал в итоге Мировоззренье, без чего поэт Несостоятелен... И быт народа Исследовал в тех странствиях... Сюжет Выстраивал упорно Михаил... А далее он стал студентом в Вене, Для расширенья знаний универе... В стихи его – борьба добра и зла, Конфликт искусства с жизнью, антитеза Любви земной и песенной вошла... Набрасывает романтичный флер... Его стихи как будто на котурнах, За то, что приземленна, «некультурна»... Он пишет, пишет... Первые стихи («На смерть Арона Пумнула») – ярки... Вошли идеи классовой борьбы... Настроен... Как известный литератор В Румынии привечен, возвратясь... Здесь уделил внимание фольклору, Работая в библиотеке Ясс... И в публицистику... Вошел народ, Как главный персонаж, в его творенья. Его он идеалом изберет. Народу посвящая вдохновенье, Поэт определил, что антипод – Буржуазия: лжива и продажна. В разврате, бездуховности живет... Позднее в Яссах, что отметить важно, Инспектор школ народных, он пытался В жизнь претворить высокий идеал... Какой-то след, наверное, остался... Потом он переехал в Бухарест. Газета «Тимпул» с Эминеску дружит... Он идеалу отрешенно служит, Власть чистогана монстров порождает. И он себя от жизни отчуждает. Рождаются прекрасные стихи, С реальностью, все более штрихи И он ушел в закрытый мир куда-то... От нас, по счастью, скрыты те миры Беспамятства, откуда нет возврата... Берет стихи ушедшего поэта, И в этом обоюдная победа... О Володе Высоцком... О Володе Высоцком... Осталась любовь и печаль... Ну, а книги Володи пришли и остались посмертно... Он не пел, а хрипел, он от боли народной кричал. Этот крик все звучит в нас, а боль нарастает несметно... Даже если шутил, даже если смешил на ходу, Если даже острил, все, как солью, пропитано болью... Он, конечно, грешил, растворяясь в опийном чаду. – Но грехи искупил честной песней и пламенной ролью... Был он телом тщедушен, а ростом пожалуй что мал, Он не рвался в великие, не привставал на котурны... Только подленький страх, тот, что ВЕРУ из душ изымал, Сам боялся Володиных песен, что неподцензурны... Что случилось с Россией, он загодя предвосхищал, Знал, что тех перемен омерзительных он не полюбит... Не услышан опять, как во всем, что он нам прокричал... Что же делать? Глядеть, как безумье Россию погубит? -- Нам, которые в Думу не лезут, не рвут на клочки, По дешевке Отечество, не продают, не скупают, Как, Володя, скажи, не повеситься нам от тоски? Как нам жить, чем дышать? Эти мерзости душу терзают... -- Хорошо, что терзают, -- сказал бы нам, если бы мог, -- Значит живы пока и душа в том дерьме не закисла... Просто станьте стеною – и руки друг с другом – в замок, Против лжи -- за Россию, за совесть – без скрытого смысла... -- А еще, -- он сказал бы, -- пусть властвует вами Любовь, Но не та, что сейчас, продают, как Россию, за центы... Кстати, старые песни мои вы послушайте вновь, Не затем, чтобы попусту мне расточать комплименты... Ну, послушайте, право, ведь я же об ЭТОМ кричал... Может, песни послушав, как раз обретете ответы... О Володе Высоцком... Осталась любовь и печаль... В той любви и печали бессмертны России поэты... 1 сентября 1969 г. Такие чудесные факты, Вчера был солдатом - и ах ты! - Сегодня - московский студент. В такое поверишь не с маху, Так, вдруг, осознать нелегко... Но надо солдатскую марку, Как прежде, держать высоко, И здесь с нормативами строго, А времени - вовсе немного, Уж точно - не хватит для сна. Мой новый дружок, Медведовский, Ракетчик, газетчик, поэт - Под простыни на ночь кладет*. Пусть будет несытно, несладко - Но мы понимаем свой долг. Закалка солдата, солдатская хватка - Залог, что из нас будет толк. Нам шепчет, встречая: " Привет!", Стоит факультет журналистский, Теперь это наш факультет. Спешим - ведь нельзя опоздать... Истпарт, диамат, совпечать... Дни рожденья, как грустные вехи... Неуспехи – обидными тыквами, Рушниками дарились успехи... . В тех и в этих печального, грустного Нынче больше, чем боли и счастья... «Если б молодость знала...» -- нечасто, К незабвенному стихотворенью... Что успели, что – нет – разберет Господь, Он оценит стремленья-итоги... Мы, наверное, больше смогли б – не спорь – Но сбивались нередко с дороги... Отвлекались на суетное подчас, За обманками шли, миражами... Маяками друг другу светя, лучась, Вдохновением заражали. «Если б старость могла...» -- это не о нас, Стариками не станем, Григорий... Застоялся-де в коридоре. Ожидает нас сиротливо... И конечно же мы взлетим не раз... Так, что счастливо, брат... Счастливо! ...Там, в Липканах над домами липы Шепчутся о чем-то с соловьями... А к примеру, вы, да, вы -- могли бы Тех бесед нешумных содержанье? Может, в их подробностях секретных Судьбоносное таится знанье? Кареглазый мальчик Элиезер... -- Не трещите надо мной, сороки -- Мне пора с ровесниками в хедер*... Ну, я понимаю вас, положим Стрекота сорок -- на мамэ лошн**... Сказка, притча, поговорка, басня... Молоток, пила, игла, -- азарт свой Поумерьте! В баснях и о вас я Мудростью на каждого... Не ложен Черпаем судьбу -- из мамэ лошн. ...Невысокий, в круглень