Ко дню рождения народного поэта Кабардино-Балкарии Кайсына Кулиева

...Никто на свете вечным стать не может, Ты только, Жизнь, ты вечной быть должна, И ты, Земля. Цвети и пахни хлебом, Хребтами гор скрывайся в синей мгле. Земля - землей  пусть будет, небо - небом И счастьем - жизнь живущих на земле!.. Мы все чаще вкладываем в слово "поэт" чисто профессиональный смысл - "тот, кто пишет стихи". Но Кайсын был поэтом по самой глубокой человеческой сути: поэтичными были его отношения с миром, с друзьями, с женщинами, свечение благородства, мужества и порядочности сопровождало каждый его жест, поступок, шаг. У меня он всегда вызывал чувство влюбленности", о которой я не решался ему сказать и в которой теперь, запоздало, хочу признаться... Вадим Ковский Кайсын Кулиев был личностью неординарной. Несмотря на превратности судьбы, он был человеком цельным, не утратившим редкую в наши дни душевную щедрость, горячую душевную привязанность к людям.. Кулиев всегда достойно представлял свой народ как  человек и достойно представлял Балкарию как поэт. Человек и поэт - это ведь одно и то же. Нет человека - нет и поэта, в чем мы не раз убеждались на примерах имен, еще недавно шумно известных, а теперь мало что  значащих. Кулиев был таким, каким его задумал балкарский народ. Народные представления о добрых людях всюду на земле одни и те же. Только, может быть, суровая природа Балкарии, нелегкая жизнь в горах требовали от  людей большего мужества и большей готовности помогать друг другу. Левон Мкртчян Из переписки Борис Пастернак  - К. Кулиеву   10 августа 1953 Дорогой мой Кайсын! Спасибо за письмо. Я Вам отвечу коротко и второпях, потому что после инфаркта, который перенёс, незаконченные работы, которыми я занят, стали еще неотложнее и времени у меня еще меньше, чем прежде. Не падайте духом, мужайтесь. Избавление придет обязательно, хотя я сам ждал, что оно наступит раньше. Но и для меня пока ничего не изменилось, и мое время не наступило еще, и я не знаю, доживу ли до него. Я давно сказал Вам, что очень люблю Вас и верю в Вас. Эта вера не прошла у меня. Я всем про Вас рассказываю. После Есенина я только в одном Павле Васильеве ! находил такие, черты цельности, предназначения и отмеченности, как в Вас. Я думаю, Вы давно уже пишете или   могли бы   писать по-русски так же хорошо, как на родном языке, или еще лучше. Подлинность, чистота и сила Ваших оригиналов доходила через все подстрочные воспроизведения и передачи, значит, она лежала не в привычной, повседневной прелести и документации народно-речевого оборота, а перерастала их и коренилась в образном содержании сказанного.    Вот что я думаю о национальных литературах. Для того чтобы явление в какой-нибудь из них возбуждало внимание и вызывало переводы, оно должно обладать новизною и важностью Омар Хайяма или Рабиндраната Тагора, в которых мировая поэзия нуждалась и без которых была бы не так полна... Я Вам пишу так много на эту тему для того, чтобы сказать, что между природным фактом вдруг зарождающегося произведения на малораспространенном языке, (явление большой личности) и пятьюдесятью национальными литературами, в одно и то же время искусственно  возникающими и искусственно поддерживаемыми из политических соображений, к тому ж еще, может быть, мнимых и ошибочных, огромное расстояние. Первое - самородное явление жизни, которое в сложной своей судьбе рано или поздно должно найти свое живое место среди всего остального живого в той или другой форме. Второе - насильственное порождение, вначале легкомысленно беспочвенное и беспредметное, а потом трагически претерпевающее жестокие превратности всего надуманного и неестественного. Доверяйтесь самому светлому и сильному в себе. Кайсын, самому дальнобойному, не боясь расстояний и трудностей, куда оно Вас занесет, и не считаясь с распространенными представлениями, какими бы проверенными и неопровержимыми они ни казались. Месяца через два-три выйдет полный Фауст. Я Вам его пошлю, я хочу, чтобы Вы его весь прочитали. За исключением немногих страниц скучных, вялых и ненужных, но всегда промежуточных, то есть таких, за которыми вскоре всегда следует что-нибудь стоящее это произведение необыкновенное. Оно занимает совсем: особое место в поэзии не по силе достигнутого только, а по единственности и необычайности действующей в нем и заложенной в него лирической стихии. Ее огнем Гёте хотел озарить дальние и недоступные закоулки нашего существования иначе, чем это делает философия. Он заразил меня этою энергией, я увлекся передачей главным образом этой, действующей в трагедии силы. Это ново и в моей деятельности и в нашей поэзии, этого прежние переводы Фауста не передавали. Я много хотел Вам сказать сегодня, Кайсын, и мог сделать это только очень скомканно и, наверное, неудачно. Но повторить в другой раз я этого не смогу… Ваш Б. Пастернак 1. Павел Николаевич Васильев (1910-1937) - советский поэт, был расстрелян. А.А. Тарковский - Кулиеву 7 января 1966. Москва Дорогой Кайсын! Поздравляю тебя и твою семью с Новым годом, желаю тебе того же, чего желаю я себе, да еще и того, чего ты хочешь сам для себя. Я получил твой драгоценнейший подарок и с любовью к тебе и твоей поэзии перечитываю обе твои книги. Спасибо тебе и за подписи на книгах - тем более лестные, что они сделаны твоей сильной и доброй рукой. Я понимаю, что в них есть некоторое щедрое преувеличение, но меня радует, что они порождены твоим дружеским расположением ко мне, а это главное в мире, где не так уж много искренности и доброжелательства. Среди твоих переводчиков мне больше по душе переводы Яши Козловского, мне кажется, он в большем соответствии с подлинником, чем другие, но и другие неплохи. Поэтов всегда подкармливает хлебом вдохновения история: трясет мир, как решето, тасует народы и жизни, а чего бы ни насеяла - ото всего - поэтам витамины истинности и убедительности, только мускулы становятся крепче, если уже поэт выживет. Это очень наглядно на твоем примере, я с удивлением увидел, что тираж "Раненого камня" - десять тысяч только! Комплименты на суперобложке-комплиментами, а тираж маловат! Но читатели лучше понимают в авторах, чем издатели - тебя у нас очень любят и очень высоко (ты не представляешь себе - как высоко!) ценят читатели, гоняются за твоими книгами и гордятся их обладанием. Вот и я радуюсь им теперь, потому что и я поклонник твоего прекрасного, чистого, спокойного и в то же время такого страстного, сильного и бурного дарования. Мне кажется, что твоя поэзия имеет очень большое и воспитательное значение для народа, потому что учит благородству, добру, прямоте, правдолюбию, без которых нельзя жить. Будь счастлив, здоров, силен, и пусть издатели меньше внимания обращают на твои ордена - и больше на то, что ты один из крупнейших поэтов нашего времени по силе своего вдохновения и своей насущности, по способности и удовлетворению потребностей читателя. Я очень тебя люблю, дорогой Кайсын, и верю в твою духовную силу. Твой Арсений. С. А. Кочарян - Кулиеву  9 сентября 1970. Москва Дорогой мой Кайсын! ...Подлинный, мудрый Философ это тот, о котором думают человеки: "Я мыслю так же - как он". Подлинный поэт - это тот, о котором говорят: "Я чувствую мир - как он". Подлинный гуманный политик, это тот, о котором говорят: "Я жизнь направляю так же, - как он" Чудо жизни заключается в творческом восприятии мира. У Человека! (а не у двуногого подобия); у Поэта! (а не у стихоплета); у Политика! (а не конъюнктурщика); у Мыслителя (а не начетчика) все неразделимо, все сбито в одно, как в жизни! Вот о чем я думал, дорогой мой Кайсын, прочитав подборку из твоей "Книги земли" в сегодняшнем номере "Лит. газеты". Спасибо тебе, что ты именно такой! Ты навеял мне душевный покой и радость. Крепко обнимаю и жму руку.  Твой Сурен Кочарян. Э. Б. Межелайтис - Кулиеву 1972. Вильнюс Дорогой Кайсын - высокая ты моя Кавказская гора! Спасибо тебе за то, что не забыл меня - как другие счастливые. Я глубоко взволнован. Твою книгу стихов я прочитал с большим вниманием, с радостным чувством, с чувством счастья в груди. Умная и поэтичная книга. Высокая песнь - Песнь Песней. Не спускайся вниз - по узкой тропе. Будь орлом в горах. Будь носителем прометеева огня. Иначе поэзия теряет смысл. Надоели все бытовые темы, мелкая боль. Приятно прочитать книгу стихов - мужественную книгу, в основу которой заложена философия жизни. Смотри на белые вершины гор. Желаю тебе доброго, крепкого здоровья и новых прекрасных стихов. Будь счастлив в горах. Не ругай меня, Кайсын! Так надо было: у каждого поэта своя судьба... Я был наивен: я верил в синюю птицу. "Я вел порой пустые споры..." Теперь живу тихо и свято. Живу в деревенской глуши, в лесах, у рек. И мне хорошо. Даже очень. "И все же в том лесу с теченьем дней стволов все меньше и все больше пней". А жаль... Крепко обнимаю тебя, орел! Твой Эд. Межелайтис Вильнюс. 1972 1 января 1969. Тбилиси ТЕПЛО ДРУЖЕСКОЙ ЛАДОНИ Дорогой друг! Вот я и читаю Вашу книгу на грузинском языке. Нет, это даже еще не книга. Из типографии мне, как редактору, принесли на подпись сборник стихов, и на его титульном листе написано - Кайсын Кулиев. Выправляются последние точка и запятая, выверяются колонцифры, подравнивается неудачно сверстанная страница. Грузинскому читателю вскоре предстоит встреча с творчеством еще одного истинного поэта. Внешне этот сборник похож на все другие, как похож один человек на другого. Но вглядываешься, вчитываешься в него и видишь, что он единственный и неповторимый. Такова настоящая поэзия. Не могу вспомнить сейчас, когда я впервые прочитал Ваши стихи. Ваши друзья, русские поэты, прекрасно оркестровали их со всей страстностью и непосредственностью, присущей оригиналу. Прочитал я их и, словно доверившись крепкой руке друга, пошел за ними к Вашим горам, к Вашим вершинам. Так всегда: читаешь книгу, а знакомишься с человеком, и он входит в твою жизнь со своими мыслями, своею мудростью, со своим голосом и взглядом. И ты уже ощущаешь перед ним новую ответственность, как бы советуешься, записывая новую строку, хочешь согласиться с ним или поспорить. Так я верю Вам, Кайсын, когда читаю прекрасные строфы, адресованные и мне, и всем нашим друзьям по перу: Дано не каждому, но все же Героем может он не быть, Но быть лжецом поэт не может. Верю и соглашаюсь, когда встречаю неожиданно углубленный, нагруженный новым смыслом образ: Глубока река Поэзия, Брода в ней найти нельзя. А то появляется желание по-дружески посидеть с Вами и поспорить об ассоциации: "Большая река и великий поэт. Есть сходство меж ними, различия нет". В том же стихотворении Вы пишите: В большие вольются, Собой остаются. Это верно и сильно сказано. Но ведь в поэзии и "малые реки", если вода в них чиста и прозрачна, сохраняют свою неповторимость. В поэзии никто не занимает чужого места, если только свое принадлежит ему честно и по праву. Как много хочется сказать, когда между поэтом и читателем возникает доверие. И только тогда, мне кажется, может и должен один поэт переводить другого. Так и мне с моими друзьями захотелось познакомить наш народ с Вашими стихами. Вне всяких планов и предварительных согласований с издательством, просто в силу внутренней творческой потребности, работали мы над переводом этой книги. Переводчик порою напоминает всадника, оседлавшего чужого Пегаса, и сколько отваги и мастерства нужно ему, чтобы подчинить себе своенравного скакуна. И Ваш конь, Кайсын, не всякому наезднику покоряется. Не мне судить о том, как у меня и моих коллег получились грузинские переводы. Я хотел лишь поделиться некоторыми мыслями о Вашей поэзии, которая сблизила нас, сыновей разных народов. В одном из своих стихотворений Вы писали: Кремень - кремень, и только, Но, встретясь, два кремня Источником огня. Что наше сердце, если, Другого рядом нет? Несут огонь и свет. Именно кремнем о кремень высекается огонь, который сделал человека строителем, созидателем, творцом. Так рождаются великое счастье и великая боль,