30. О поэтах

Герой "Распутин" и второго тома постепенно все больше сближается с людьми, ощущает нерасторжимое единство своего "я" и народа. И наконец, именно в 1903-1906 гг. в поэзии А. Блока усиливаются антиаскетические настроения. Хотя поэтичес- кий идеал Блока и в "Стихах о Прекрасной Даме" ни в ко- ей мере не сводится к прославлению аскетизма, самоотре- чения, однако он все же мыслился как противопоставлен- ный "грубым" земным страстям. В период преодоления со- ловьевской "догматики" Блок учится видеть красоту зем- ных чувств и эмоций, не озаренных "небесным" огнем и все же имеющих право на существование и достаточно прекрасных сами по себе. Прославляется земная, чувственная страсть: Всем, раскрывшим пред солнцем тоскливую грудь На распутьях, в подвалах, на башнях - хвала! Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь, - Наши гимны, и песни, и сны - без числа!.. Золотая игла! Исполинским лучом пораженная мгла! Опаленным, сметенным, сожженным дотла - Хвала! (2,152) Представление о необходимости нравственных догм и нравственного самоограничения, никогда не бывшее орга- ническим для Блока, но оказавшее на него в 1900-1902 гг. некоторое влияние, теперь сменяется идеалом воли, безграничной свободы личности: Да буду я - царь над собой... Я сам свою жизнь сотворю, И сам свою жизнь погублю, Я буду смотреть на Зарю Лишь с теми, кого полюблю (2, 104). Но совершенно неверно было бы видеть в этих и подоб- ных стихотворениях только этический релятивизм, индиви- дуализм. Напротив, именно теперь образы героев ярких, красочных постепенно сливаются в сознании Блока с обра- зом народа: Я думал о сбывшемся чуде... А там, наточив топоры, Веселые, красные люди, Смеясь, разводили костры (1, 271). Были улицы пьяны от криков, Были солнца в сверканьи витрин, Красота этих женственных ликов! Эти гордые взоры мужчин! Это были цари - не скитальцы! и т. д. (2, 159) В этом-то мире земной, сегодняшней жизни находят объяснение и образы цыган. С одной стороны, они связаны с представлением о се- годняшнем мире как роковом, несущем в себе проклятье и гибель: Потеха! Рокочет труба, Кривляются белые рожи, И видит на флаге прохожий Огромную надпись: "Судьба". Гаданье! Мгновенье! Мечта!.. И, быстро поднявшись, презрительным жестом Встряхнула одеждой над проклятым местом, Гадает... и шепчут уста (2, 66). Вместе с тем образ цыганки - "гадалки смуглее июль- ского дня", ее "быстрых, смуглых рук", ее слов "слаще звуков Моцарта" - это образ яркой красоты. Стихотворе- ние можно было бы истолковать как полностью романтичес- кое, построенное на воспевании роковой страсти, судьбы, проклятья, если бы не своеобразное истолкование этих понятий в лирике Блока, не весь поэтический контекст второго тома. В общем же контексте лирики этих лет и "гадалка смуглее июльского дня" - образ, близкий к об- разу "вольной девы в огненном плаще", кометы и т. д., - не противопоставлена (в отличие от Прекрасной Дамы) ми- ру жизни действительной, а составляет его часть, такую же сложную, противоречивую, как и он сам. Поэтому, хотя романтическая традиция и важна для осмысления образа цыганки-"судьбы" (непостижимой, таинственной, овеянной своеобразной "мистикой повседневности"), но отсутствие типично-романтической антитезы "будней" и "поэзии" вы- водит эти стихотворения из рамок данной традиции. Интереснее "цыганская тема" раскрывается в "По бере- гу плелся больной человек...". Хотя хронологически это стихотворение предшествует рассмотренному выше, но, ху- дожественно многогранное и глубокое, оно предваряет те образы цыганок, которые появятся в творчестве Блока позже, в 1907- 1909 гг. В стихотворении четко противостоят друг другу два мира: "больного человека" и "цыган". "Больной человек" страдает: "по берегу плелся боль- ной человек", он "стонал", "подбежал, ковыляя, как мог", "и сам надорвался, и пена у губ" (/, 311) - и умирает. Миру страдания и смерти противостоит мир цыган. Это мир красоты ("красивых цыганок", "цыганочка смуглую ру- ку дала"), веселья и бурных страстей ("пьяных цыган", которые "сыпали шутки, визжали с телег"). Это - как видно из заключительной строфы - мир искусства и свобо- ды ("И с песней свободы везла до села..."). Итак, на одном полюсе - страдание и смерть, на дру- гом - красота и сила свободной жизни. При этом - что очень важно для Блока - и тот и другой миры - земные, "здешние", это как бы разные стороны одной и той же многогранной и многоликой жизни. Очевидно и другое: из этих двух миров бесконечно более притягателен для Блока мир цыганский, сильный, яркий и радостный. Страдания "больного человека" не вызывают особого сочувствия. Стилистическая окраска столь далеких от лексики "Стихов о Прекрасной Даме" слов, как "плелся", "тащился", "ко- выляя", скорее пренебрежительная, чем сострадательная. Ощущение смерти совершенно сглаживается ликующей "пес- ней свободы" цыган. Да и сама смерть лишена трагизма, поскольку все изображается эстетизированно, декоратив- но: Цыганка в телегу взяла его труп. С собой усадила в телегу рядком, И мертвый качался и падал ничком (1, 311). Что же перед нами - декадентский субъективизм, хо- лодное пренебрежение к страданию и гибели, прославление "красоты, несмотря ни на что" (Д. С. Мережковский)? И да, и - в основном - нет. Да - потому что вопрос о цен- ности человека еще не стоит перед поэтом во всей остро- те, потому что смерть в стихотворении эпизодична и ма- лозначима, а манящий мир "красивых цыганок и пьяных цы- ган", разумеется, весьма далек даже от "Истины и Добра" Прекрасной Дамы. Страдание не облекается сочувствием, скорее отталкивает безобразием, - красота притягательна и без доброты... Но стихотворение отнюдь не умещается в подобную трактовку; оно неизмеримо глубже декадентской "эстети- зации зла" и далеко ее перерастает. Прежде всего обращает на себя внимание характеристи- ка "больного человека". В маленьком (16 строк) стихот- ворении, где особо значима каждая деталь, дважды повто- ряется, что "больной человек" тащит куль: "рядом тащил- ся с кульком человек", он "бросил в телегу тяжелый ку- лек". Если пытаться "рационально" расшифровать сюжет, то, собственно, куль и есть причина гибели человека: ...бросил в телегу тяжелый кулек. И сам надорвался, и пена у губ. Другая деталь в характеристике героя - "село", третья - "жена". Итак, жалкий, страдающий и погибающий от невозможности расстаться с "тяжелым кульком" человек - это селянин, обладатель неведомой нам собственности и законной жены. Жалкая жизнь оказывается жизнью собс- твенника, "мещанина". Однако антимещанская окраска стихотворения еще не определяет полностью позиции Блока. Ведь "критику" ме- щанства можно было найти и в творчестве Д. Мережковско- го, и в поэзии Ф. Сологуба. Под флагом антимещанства в конце XIX - начале XX в. нередко шла проповедь ницшеан- ского "сверхчеловека", декадентской или традиционно ро- мантической исключительной личности. Если к этому при- бавить, что мещанству в этих случаях всегда противосто- ит герой сильный и красивый, то сходство со стихотворе- нием Блока получится как будто бы полное. С другой сто- роны, однако, мы видели, что противопоставление безво- лия и энергии, скуки и яркости, серости и красоты могло иметь и глубоко демократический смысл и характеризовало даже раннее творчество М. Горького. Где же критерий, водораздел ницшеанских и демократических тенденций в изображении "прекрасного и сильного человека" и по ка- кую сторону его находится стихотворение А. Блока? Поскольку основополагающей для русского демократизма XIX в. являлась мысль о "человеке и его счастье" (Доб- ролюбов) как высшей ценности, а о народе как о сумме личностей, повторяющей в своей совокупности свойства входящих в него индивидов, постольку, по-видимому, ос- новным различающим признаком является то, в каком отно- шении находится "сильная и прекрасная личность" и на- род, масса. Для декадента (как и для традиционно-роман- тической точки зрения) эти понятия решительно противо- поставлены. Сильная и прекрасная личность может даже любить народ, жертвовать собой во имя его интересов, но по природе своей она неизмеримо выше серой и пошлой толпы'. С этим связано и другое: "сильная личность", как правило, проецируется на автора, является если не прямо лирическим "я", то, по крайней мере, его романти- ко-субъективистским alter ego. Ничего подобного в стихотворении "По берегу плелся больной человек..." мы не находим. Яркость, красоч- ность, страстность и веселье характеризуют здесь не обособленную личность, а именно народ - цыган как це- лое. Не случайно в начале стихотворения дается коллек- тивный портрет "красивых цыганок и пьяных цыган", кото- рые "сыпали шутки, визжали с телег". Дальше с этим "хо- ром" сопоставляются два героя, находящиеся, однако, в совершенно разном к нему отношении: "цыганка" - часть хора, народа, человек с кульком - его антипод. Строки стихотворения постоянно переносят нас от цыган и цыга- ночки к "больному человеку" и назад, создавая целую се- рию антитез, особенно подчеркиваемых анафорой: И сыпали шутки, визжали с телег. И рядом тащился с кульком человек - и т. д., вплоть до заключительного: И с песней свободы везла до села. И мертвого мужа жене отдала (курсив наш. - Ю. Л.. 3. М.).