поэт вадим перельмутер

На снимке (слева направо): поэт Вадим Перельмутер и писатель Юрий Кувалдин в усадьбе поэта Петра Андреевича Вяземского Остафьево под Москвой у памятной стелы Николаю Михайловичу Карамзину. 1993 год. Поэт Вадим Григорьевич (Гершевич) Перельмутер родился 28 октября 1943 года в Москве. Окончил Литературный институт им. М. Горького (семинар Сергея Наровчатова). Писатель Юрий Кувалдин издал две книги Вадима Перельмутера: "Стихо-Творения" (1990) и "Звезда разрозненной плеяды", о Вяземском (1993). тираж 30.000 экз. Книжная фабрика № 1 г. Министерства печати и массовой информации РСФСР. 144003, г. Электросталь Моск. обл., ул. Тевосяна, 25 ПЕРЕЛЬМУТЕР В. Г. П27 Стихо-творения. - М.: Издательское предприятие "Новелла", 1990. - 238 с. Стихи Вадима Перельмутера отличаются напряженностью мысли, стремлением поэта философски взглянуть на мир в его многообразии. Эту книгу составили произведения, над которыми поэт работал более четверти века, но которые не могли найти выхода к читателю по причинам, изложенным в автопредисловии. Вадим Перельмутер, 1990 Критические отзывы о поэтах XIX века нетрудно найти в библиотеке - просто снять с полки и раскрыть книгу или журнал. Столь же доступны были они читателю - современнику поэта. "Гласность - совесть государства", - сказал Вяземский. Гласность критики, а значит, и совестливость - сами собой разумеются - по определению жанра. И хотя бессовестные критики бытовали, пожалуй, в любой из литературных эпох, им приходилось считаться с риском быть пойманными с поличным - и автором, и читателем. Иное дело - у нас. Будущему исследователю библиотекой не обойтись. Ему придется копаться в архивах, разыскивая так называемые "внутренние рецензии", заказанные издателями... для самих себя - для защиты от автора, желающего выпустить книгу такою, какой ее написал. Этот уникальный "потаенный" критический жанр сыграл огромную роль в десятилетиями длившейся успешной борьбе издателей против литературы. Его "безгласность" ведет к "безответности", лишая автора законного права обращаться к читательскому суду. Я хочу обнародовать фрагменты внутренних рецензий из собранной за многие годы коллекции. Без комментариев. И без подписей - уважая стремление "критиков" остаться неизвестными читателям этой моей книги. "Поэтический мир В. Перельмутера крайне узок и субъективен. Его отношение к природе предельно созерцательно и как бы вневременно, без какого-либо серьезного намека на социальное осмысление природы в общественной жизни страны... Конечно, перед нами лирика. Но советский лирик, мне кажется, не может ограничиваться такого рода созерцательной позицией, он будет и должен находить необходимые идейно-публицистические, социальные аспекты в размышлениях о природе и своем месте в ней, особенно в современных условиях. Опыт советской поэзии красноречиво свидетельствует об этом..." "...К сожалению, в рукописи не встретилось стихов, в которых так или иначе отразилось бы общественное лицо лирического героя, его гражданские идеалы и устремления, его внутренние (или хотя бы чисто внешние!) связи с общенародной жизнью, с явлениями и событиями современной действительности, с заботами и мечтами людей нашей страны..." "Стихи о Вяземском допускают, как это стало модным сейчас у некоторых авторов, двусмысленное толкование, позволяя переносить реалии духовной жизни царской России на сегодняшнюю нашу действительность. Двусмысленное звучание приобретает в цикле "Тень крыла" довольно часто варьируемое некое "время отлета". Нежелательная двусмысленность проступает временами и в других стихотворениях В. Перельмутера о природе..." "В этом мире двоится не только время, но и душа лирического героя и жизнь его. Почему они двоятся и в каком смысле - не ясно..." "Кажется, что поэт не испытывает ни любви, ни ненависти, ни счастья, ни горя - он только рассуждает... Старая как мир схема: "неудачные стихи - удачные стихи - публикация их в периодике - постепенное накопление их для книги", - остается единственно возможной схемой для любого поэта, желающего стать профессионалом..." В зарубежных изданиях принято рекламно-броско помещать авторитетно-хвалебные отклики на творчество автора книги. Мне издавна мечталось поместить в своей книге отзывы равно не-хвалебные и не-авторитетные. Я рад, что дожил до этой возможности. В. П. 1. "КАКОГО ЦВЕТА МОРСКАЯ ВОЛНА?.." Чем отмечен стих, дабы служил начальным, Дверь обложки открывающим мгновеньем? И какое может выглядеть венчальным, Книгу заключающим стихотвореньем? Как пейзаж, не умещающийся в раме, Или музыка, растущая кругами, Равно как и завершается стихами. Параллельно, расходясь, сходясь крест-накрест, Не рифмуясь, возвращаясь в рифму снова, Амфибрахий, дактиль, ямб, хорей, анапест Так живут. И нет и не было иного. Ограниченность любого промежутка. В лучшем случае ошибка. Или шутка. На исходе зимнего блаженства, Где излишня всяческая прыть, Этот мир далек от совершенства. Слава Богу, значит, можно жить! Нетревожна эта плоть живая, Где преобладает черный цвет, Ни полстолька не подозревая, Что его в природе вовсе нет! Он по воле прошлого столетья, Свет разъявшего, как вещество, Противопоставлен семицветью. Да не отрицает ничего! Этот март, зовущийся весною Больше по привычке, чем всерьез, Первое, прозрачное значенье - Просто знак, такое-то число; Отчеркнуть собою, что прошло,- Чтобы ты осталась там. И чтобы Оседали, в землю уходя. Незамерзших, замедленных рек. И пролился дождями. Это длилось не день и не два, А четыре апрельских недели. И, проснувшись, деревья старели - Не завязывалась листва. Было время свободной воды, Разделяюще властной стихии. И казалось в минуты такие, Что еще далеко до беды, То ли дождь, то ли снег, Что в запасе не вечность, но - век; Эти искрами по ветру миги... Но проходит не время, а мы, Как в древнейшей записано книге. Три месяца другая жизнь была, Не замкнутей, но как-то оборонней. Сквозь кривизну оконного стекла. Неторопливо и без напряженья, Отъединившись, да наедине, И размышленья были холодны... Возможно, что со стороны - виднее, Но мало что поймешь со стороны. Была зима. И средь морозных правил Что все мое останется как есть, Вернее, так, как я его оставил. Мне, как диагноз, что необходим Для сколь-нибудь успешного леченья, Не ношу, но одно лишь облегченье. И все пронзительней день ото дня, Что все происходило без меня, Как будто вовсе не происходило. Тот каменный дом под горой, Лишь в полдень исполненный света, На всем протяжении лета... Под утро, почти в темноте. Ступени сбегают к воде, А далее путь - над водою, И вовсе не часто - на деле... Усталость движения к цели, Еще не свершилась строка, Живущая только изустно, Взбирается в небо тропа... Дыханье трудней и короче, С горы говорить с тобой... Впрочем, Твой дом у подножья горы. Вмещает все, что днем происходило И что вечерним ветром охладило, А темнотою сделало видней... Кончается у каменных ступеней, Небесных отражения огней... Вещей и дат, событий и времен. Грядущего - оно ли в том повинно! Вот этот день, который завершен,- Еще не сон и не воспоминанье, Никак не меньше, чем наполовину. И может быть, беда невелика, Когда по завершении труда, Как будто неспокойная вода, Живая речь окажется неточной... А ежели взглянуть издалека, Неистовства лягушек и луны, Концерты светомузыки полночной... Но это было после. А сейчас Того, что есть. Бессилен пересказ, Для сущего не оставляет места. Вмещает все, что днем происходило. Мне жажду утолила. Прозрачная гулкость колодца. Как бьют в отдаленьи часы. Отсюда уже увезли. Повисли у самой земли... Быть может, в цепи превращений Очнется музыкой сосна! На пять или шесть поколений... В беззвучном напеве... Здесь влагой набухшие пни, И тени остались от них. За какие заслуги даны эти легкие дни? Эта еле звенящая позднего августа медь, Отразившая свет? Только то, что сокрыто в тени, Нелегко разглядеть. И не легче того - не глядеть. Ну а то, что увижу, едва ли в словах передам - Не про чью-либо руку скользящий рисунок волны, И не хватит дыханья - прибой повторять по складам. Незнакомым становится он и почти неземным. Надвигается тень на привычный порядок вещей. Это Черное море сливается с небом ночным. Остывающий берег безлюден и плавно покат. Расставанием с вечером он, как и я, завлечен. И похоже на то, что уже миновавший закат - Вроде напоминанья, неявственно, впрочем, о чем? Потому что я знаю наверное, что ничего Разделять на вчера и сегодня не стоит труда, Ибо, что продолжается, все началось не тогда, Когда мне повезло осознать и заметить его. Всему, что вокруг, вольны... Какого цвета морская волна? Цвета морской волны. Какого цвета июньский лес? Цвета июньских лесов. А над головою - скальный отвес, Обломок сорваться готов. Приходится так осторожно ступать, По мокрым камням скользя!.. Нельзя ничего, не убив, назвать. И не называть нельзя. Предмета единственный цвет. И выхода нет - есть только путь. И выбора тоже нет. Amores... А море... Драгоценных созвучий. И волны любви, Как и позавчера, Набегают на берег сыпучий. И я заплываю, Повсюду не видно, Сулит превращенье, Amores... Д море...- Словами, Ушедшими с губ, Растворившись в минувшей минуте... Звука и сути. Мы наблюдали на своем пути, Как, перегородив собой аллею, Врастают в землю ветви, тяжелея, И то, как сквозь листву сочится медный, Весомый свет; и, ото всех таясь, Сближает нас взаимная боязнь, И слышно, как плотнеет тишина, Сгущается под нами и над нами, В единый лес из одного зерна... Наверно, это все-таки везенье - Когда пути как будто вовсе нет, Туда, где луч на волнах полусонных Огней неуловимых и зеленых, И после на губах горчит она. А сзади лес по берегу струится, Надежный кров от зноя и дождя, Где ничего не стоит заблудиться, До половины путь земной пройдя. Кончается стопамятное лето. Уж солнце краем запада коснулось, Не стоит, право,- можно простудиться И заболеть. Успевшее отцвесть и выцвесть небо, С него срывают и срывают звезды, Плоды, и оземь их с размаху бьют!.. Вот городок, который мы с тобою Гуляющим, неторопливым шагом За два часа могли бы обойти, И долго пересчитывала сдачу, Перебирая горстку медяков... Вот городок, заброшенный в предгорье, Где я живу случайно... Нет, не то! - Где я живу легко и перелетно. Где не живу. Где только передышка - Найти. И тут же снова потерять. Придет черед - и приземлится птица, И унесет на запад, на закат... Пора! пора!.. Еще не время, нет, еще не время, Еще осталось несколько часов... Из тополиных сетчатых ветвей. И явственно путь удлиняется пеший, Вдруг стало заметно, что лес обеднел, Недавно, казалось бы, разбогатевший. Еще неподвижней при взлете ворон, Строенье. Здесь каждая черточка - особняком. И всякий излом проведен без помарок. Так редок подарок. Таким, наконец-то, видением прочным, Нетрудно забыть, что деревья стоят Лишь в небытии неурочном, Что волей тепла, неуместной, увы, Быть может, назавтра земля обнажится Да клочьях уже прошлогодней травы... Перед зимой бывает час, Изломы, вывихи, извивы Всего, что окружает нас. Для тех